Прямо перед окнами моего дома находится сухой пруд. С радостной майской весны до октябрьской прощальной осени он радует глаз буйством первой изумрудной зелени и осенним многоцветьем, уши внемлют то июньскому грохоту соловьёв, то чуть слышному шёпоту листьев в безветренную погоду, то слышат грозное завыванье ветра в ветвях во время грозы. Пруд-загляденье, пруд-очарованье, пруд-память... Но обо всём по порядку.
Почему пруд – сухой? А потому, что вода в нём бывает только во время таяния снега в конце марта – начале апреля. Потом бесследно уходит. Когда-то, лет сорок назад, пруд был широкий, до краев заполненный водой. Потом по деревенской улице проложили асфальт, чтобы дорога была прямая. Пруд пришлось значительно сузить, и вот результат – вода перестала в нём держаться. А название среди односельчан так и осталось – пруд и пруд. Раньше и воду в нём черпали для полива огородов, и половики женщины полоскали, и мальчишки с удочками по его берегам сидели. На День рыбака мужчины с бреднем ходили, карасей вёдрами вылавливали. Чтобы не порезаться о какие-либо стекляшки, надевали резиновые сапоги. Выходит раз дядя Сергей, на одной ноге сапог, а на другой – нет. Слетел, пока невод тащил, а он и не заметил. Смеху было!
Берега были крутые, зимой детворе раздолье – катались с двух горок, расположенных по обе стороны пруда, устраивали санные поезда, играли в хоккей. Веселье так и брызжет, хохот, толкотня, детская свалка... Мы катались на горках до поздней ночи и, естественно, с гамом и шумом. Моей бабушке, бабе Шуре, этот гам надоел, и она посыпала горку золой. Вечером мы пришли, а кататься нельзя. Рядом был еще действующий колодец, мы полили эту золу сверху водичкой, немножко подождали и продолжили наше веселье. На этом баба Шура прекратила с нами боевые действия. Домой приходили затемно, снимали шаровары вместе с валенками и ставили в угол – такая одежда была мёрзлая, что сначала оттаивала в углу. Родители побубнят-побубнят: «Опять весь в снегу извалялся», а потом развесят всё на печку – сушиться. До завтрашнего дня...
Теперь берега не те, измельчали. Но радости от пруда не меньше. Его красота и богатство сейчас не в снежных горках и детском гвалте, а в изобилии зелени, растущей по этим самым берегам.
Заросли ивняка, американский клён, наш русский обыкновенный клён, могучие, развесистые вётлы, набирает силу каштан, ещё какие-то неведомые мне кусты, откуда-то взялся и опутывает всё прудовое хозяйство хмель. А по самой кромке берега заботливые руки посадили многочисленные цветы. Очам очарованье!
Особенно привлекателен пруд в тихие майские вечера. Сидишь на лавочке перед домом. Изумительная красота, звенящая тишина! Ветлы над прудом такие пышные, листва на них молодая-молодая, еще ярко-изумрудная! На этом фоне особенно выделяется одна массивная ветла, вернее, не ветла, а её часть – ствол на две трети отпилен (ради безопасности), и теперь от этой одной трети во все стороны раскинулись длиннющие ветки. Как у плакучей ивы!
От старости местами ветла загнила, и дотошный дятел продолбил в её стволе дупло. Этим неожиданным подарком тут же воспользовалась семья скворцов и теперь выводит в нём свое звонкоголосое потомство.
Раньше ветла была огромная-огромная, крона её поднималась высоко в небо, а окружность кроны была метров под сто! Один ствол чего стоит – человека три еле обхватят. Баобаб да и только! Ветла эта – наш нерукотворный памятник. Ведь её в 1930 году посадил мой дед, Громов Иван Фёдорович, в знак женитьбы на бабушке – Александре Филипповне. Да не довелось деду увидеть широкий размах посаженного дерева – пропал без вести в июле 1941. Его могилой стало Белое море, которое похоронило в своих водах сбитый фашистами самолет с нашими ранеными, среди которых был и мой дед...
Дед посадил не одну ветлу, а шесть. Но пять из них с течением времени погибли (ветла ведь недолговечное дерево), и вот теперь только одна, пусть и обрезанная, напоминает о деде. Каждый год 9 Мая мы ставим к её подножию букет тюльпанов – ветла для нас символ памяти о никогда не виденном деде, и торжества жизни потомков, ради которой он отдал жизнь свою.
На каникулы из города приезжает внучка, к ней часто приходят подруги, на дне пруда они устраивают среди кустов и деревьев шалаш, играют в нём, и вокруг снова раздаются звонкие ребячьи голоса – жизнь пруда, пусть и сухого, продолжается!

И.А. Громов.
Фото автора